Город и люди... Вместе они составляют неразрывное целое потому, что именно жители определяют неповторимый, не столько архитектурный, но, что еще более важно, духовный облик каждого большого или малого города, создают определенные представления о нем даже у тех людей, которые никогда там не жили и ни разу не бывали. И, как правило, отношение человека к его городу, с годами, складывается в определенные ощущения и чувства, которые выражаются понятием "родной город ".
У каждого из нас есть такой город, и мы понимаем смысл, вложенный в эти два слова.
Но иногда бывает, что между человеком и его городом возникают особые, необычные отношения, благодаря которым и для людей, не родившихся в этом городе и не видавшим его, он все же становится близким и любимым. Такое чудо может совершить лишь искусство и его талантливый творец. Например, только благодаря живописи Марка Шагала весь мир узнал о дорогом его сердцу Витебске, рассказы Исаака Бабеля по-своему прославили Одессу, песни Булата Окуджавы дали возможность полюбить дворики Арбата не только москвичам. Примеров тому множество. Однако городов, которые имеют собственных певцов, сегодня, в наш прагматичный век, не так уж много. И потому я счастлива, что среди этих воспетых городов нашлось место моему Бобруйску.
Уже много лет живописец Абрам Рабкин, по прописке петербуржец, на своих персональных выставках, посвященных Бобруйску, славит свой родной город.
Нашему городу необычайно повезло: он стал героем романтической живописной поэмы под названием "Город моего детства". Выставки А.Рабкина под этим девизом в разные годы экспонировались в Ленинграде, Минске, Москве и, конечно, в Бобруйске. И везде живописные произведения художника не оставляли зрителя равнодушными, будили лучшие человеческие чувства, вызывали эффект сопереживания.
Вот две записи из многих отзывов людей, соприкоснувшихся с живописью А.Рабкина: "Выставку так хвалят, а я хочу сказать о ее недостатке - слезы мешают смотреть ..." (Г. Мазин.)
"Эти картины искренни и глубоки, они умны и лиричны. В них правда жизни и правда художественная. Несомненно это реализм, но - слава Богу - не соцреализм с его обязательным, но основанным на песке оптимизмом, а реализм, как магистральная линия искусства, вечного искусства, хорошего искусства, чье основное стремление - отражение жизни, суровой и пьяняще-притягательной одновременно..." ( И. Гайдучонок.)
Свою любовь к Бобруйску А. Рабкин щедро передает и другим. Так случилось и со мной - Художник открыл мне город, в котором я прожила много лет, не ощущая тайны его колорита.
Часами бродили мы по городу, и Художник рассказывал удивительные смешные и печальные истории о покосившихся домах и ушедших людях, о довоенном времени и многочисленном еврейском населении, придававшем городу неповторимое своеобразие и мирный уют.
Именно тогда я впервые услышала о Шмуэле Александрове и, поверив в его реальность, роясь в документах, книгах и энциклопедиях, сумела вернуть из забвения имя этого выдающегося ученого и писателя. Затем возникла необходимость узнать судьбу и изучить творчество его сына, совершенно забытого еврейского историка Гилеля Александрова. Потом в общую цепь уроженцев Бобруйска вошли все новые и новые имена.
Много лет тому назад, бродя по городу с Художником, присматриваясь к тому, как он дотрагивается до ставен старых домов, открывает калитки заросших сиренью двориков, слушая его истории, я не догадывалась, что он рассказывает мне свою будущую книгу...
В истории искусства не единичны случаи когда живописцы брались за перо и оставляли людям литературные произведения, не уступавшие силой воздействия изобразительному творчеству их авторов. Широко известны прекрасные рассказы Константина Коровина, книга Ильи Репина "Далекое-близкое", рассказы В. Г. Перова, К.Ф. Юона, воспоминания П.Д. Бучкина.
Любовь Абрама Рабкина к родному городу, скопившаяся в живописных полотнах, вырвалась, выплеснулась на страницы его литературного произведения, повести "Вниз по Шоссейной".
Повесть была тепло принята литературными кругами Санкт-Петербурга и опубликована в журнале "Нева " №8 за 1997 год.
За короткий срок со дня первой публикации журнальный вариант повести вызвал добрые чувства у многочисленных читателей в России и Беларуси, перенесся через расстояния, и с теплом читается в Израиле и Штатах. Бобруйску повезло. Теперь у него есть свой летописец. Силой открывшегося литературного дара и глубинной памяти, Художник воскрешает ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Память Художника нравственна и исторична, потому так убедителен и пронзительно жив этот трогательный мир, в котором наивность соседствует с жестокостью, печаль с радостью, смешное с трагедией.
Повесть читается на одном дыхании, настолько захватывают правдивость художественного накала и ее поэтичность.
В повести много жизненных коллизий, запоминающихся деталей, сцен, она густо заселена ее героями и жива их мудростью.
Думаю, не стоит представлять все высокие страницы повести, читатель сам встретится с ними и будет благодарен автору.Инна Герасимова, искусствовед, кандидат исторических наук.
г. Минск, июль 1998 г.